Я маленький горло в ангине окуджава

Я маленький горло в ангине окуджава thumbnail

Àõ, íàâåðíîå, Àííà Àíäðåâíà,
Âû âîâñå íå ïðàâû.
Íå èç ñîðà ðîäÿòñÿ ñòèõè,
À èç ãîðüêîé îòðàâû,
À èç ãîðüêîé è æãó÷åé,
Êîòîðàÿ êîð÷èò è òðàâèò.
È ïîãóáèò.
È òîëüêî òðàâèíêó
Äëÿ ñòðî÷êè îñòàâèò.

Âûäàþùèéñÿ ñîâåòñêèé, ðóññêèé ïîýò Äàâèä Ñàìóèëîâè÷ Ñàìîéëîâ (Êàóôìàí) ðîäèëñÿ 1 èþíÿ 1920 ãîäà â Ìîñêâå. Îòåö åãî áûë âðà÷îì, ó÷àñòíèêîì Ïåðâîé ìèðîâîé è Ãðàæäàíñêîé âîéí; â ãîäû Îòå÷åñòâåííîé âîéíû ðàáîòàë â òûëîâîì ãîñïèòàëå. Îáðàçû ðîäèòåëåé ïðèñóòñòâóþò â ñòèõàõ Ñàìîéëîâà; âîñïîìèíàíèÿ äåòñòâà îòðàçèëèñü â àâòîáèîãðàôè÷åñêîé ïðîçå êîíöà 1970-õ – íà÷àëà 1980-õ ãîäîâ.

 Øêîëüíèê Äàâèä Êàóôìàí ïèñàë ñòèõè, â¸ë äíåâíèê. Íà îáëîæêå òîé ÷àñòè åãî äíåâíèêà, êîòîðàÿ äàòèðóåòñÿ 1935 ãîäîì, áûëî íàïèñàíî øóòëèâîå ïðåäîñòåðåæåíèå äëÿ ðîäèòåëåé: «Ïðîøó â ñèþ òåòðàäü íîñà íå ñîâàòü…»).

ÈÇ ÄÅÒÑÒÂÀ

ß — ìàëåíüêèé, ãîðëî â àíãèíå.
Çà îêíàìè ïàäàåò ñíåã.
È ïàïà ïîåò ìíå: ‘Êàê íûíå
Ñáèðàåòñÿ âåùèé Îëåã… ‘

ß ñëóøàþ ïåñíþ è ïëà÷ó,
Ðûäàíüå â ïîäóøêå äóøó,
È ñëåçû ïîñòûäíûå ïðÿ÷ó,
È äàëüøå, è äàëüøå ïðîøó.

Îñåííåþ ìóõîé êâàðòèðà
Äðåìîòíî æóææèò çà ñòåíîé.
È ïëà÷ó íàä áðåííîñòüþ ìèðà
ß, ìàëåíüêèé, ãëóïûé, áîëüíîé.

Íà òâîð÷åñêîå ñòàíîâëåíèå áóäóùåãî ïîýòà áîëüøîå âëèÿíèå îêàçàë äðóã ñåìüè, èñòîðè÷åñêèé ðîìàíèñò Â.ßí.

Êàê ìíîãèå åãî ðîâåñíèêè, Äàâèä Ñàìîéëîâ (åãî íàñòîÿùàÿ ôàìèëèÿ ïî îòöó Êàóôìàí) áûë ïàòðèîòîì ñâîåé ñòðàíû. Îí ïðîñèëñÿ äîáðîâîëüöåì íà ñîâåòñêî-ôèíñêóþ âîéíó. Íî òóäà ñòóäåíòà Ìîñêîâñêîãî èíñòèòóòà ôèëîñîôèè, ëèòåðàòóðû è èñòîðèè íå âçÿëè ïî ñîñòîÿíèþ çäîðîâüÿ. Â 1941 ãîäó Äàâèä Ñàìîéëîâ âñå æå îòïðàâëÿåòñÿ íà ôðîíò.

ÑÎÐÎÊÎÂÛÅ
1961

Ñîðîêîâûå, ðîêîâûå,
Âîåííûå è ôðîíòîâûå,
Ãäå èçâåùåíüÿ ïîõîðîííûå
È ïåðåñòóêè ýøåëîííûå.

Ãóäÿò íàêàòàííûå ðåëüñû.
Ïðîñòîðíî. Õîëîäíî. Âûñîêî.
È ïîãîðåëüöû, ïîãîðåëüöû
Êî÷óþò ñ çàïàäà ê âîñòîêó…

À ýòî ÿ íà ïîëóñòàíêå
 ñâîåé çàìóðçàííîé óøàíêå,
Ãäå çâåçäî÷êà íå óñòàâíàÿ,
À âûðåçàííàÿ èç áàíêè.

Äà, ýòî ÿ íà áåëîì ñâåòå,
Õóäîé, âåñåëûé è çàäîðíûé.
È ó ìåíÿ òàáàê â êèñåòå,
È ó ìåíÿ ìóíäøòóê íàáîðíûé.

È ÿ ñ äåâ÷îíêîé áàëàãóðþ,
È áîëüøå íóæíîãî õðîìàþ,
È ïàéêó íàäâîå ëîìàþ,
È âñå íà ñâåòå ïîíèìàþ.

Êàê ýòî áûëî! Êàê ñîâïàëî —
Âîéíà, áåäà, ìå÷òà è þíîñòü!
È ýòî âñå â ìåíÿ çàïàëî
È ëèøü ïîòîì âî ìíå î÷íóëîñü!..

Ñîðîêîâûå, ðîêîâûå,
Ñâèíöîâûå, ïîðîõîâûå…
Âîéíà ãóëÿåò ïî Ðîññèè,
À ìû òàêèå ìîëîäûå!

Ñíà÷àëà îí ïîïàäàåò íà ðàáî÷èé ôðîíò, ðîåò îêîïû ïîä Âÿçüìîé. Ïîçæå, çàêîí÷èâ â ýâàêóàöèè âîåííî-ïåõîòíîå ó÷èëèùå ëåòîì 1942, áûë íàïðàâëåí íà Âîëõîâñêèé ôðîíò. Áûë íåîäíîêðàòíî ðàíåí, íî ïîñëå ãîñïèòàëåé ñíîâà ðâàëñÿ íà ïåðåäîâóþ.
Çäåñü, íà ïåðåäíåì êðàå, ëåæàò èñòîêè ìíîãèõ åãî âîåííûõ ñòèõîâ. 
 ÷àñòÿõ 1-ãî Áåëîðóññêîãî ôðîíòà îñâîáîæäàë Ïîëüøó, Ãåðìàíèþ; îêîí÷èë âîéíó â Áåðëèíå.  ïîýìå «Áëèæíèå ñòðàíû. Çàïèñêè â ñòèõàõ» (1954–1959) Ñàìîéëîâ ïîäâåë èòîã âàæíåéøåãî ýòàïà áèîãðàôèè ñâîåãî ïîêîëåíèÿ:

Îòìàõàëî ìîå ïîêîëåíüå
 Ãîäû ñòðàíñòâèé è ãîäû ó÷åíüÿ…
Äà, èñïèòà äî äíà êðóãîâàÿ,
 Õìåëåì þíîñòè ïîëíàÿ ÷àøà.
Îòãðåìåëà âîéíà ìèðîâàÿ –
Íàøà, êðîâíàÿ, çëàÿ, âòîðàÿ.
Íó à òðåòüÿ óæ áóäåò íå íàøà!..

Èìÿ Äàâèäà Ñàìîéëîâà ñòàëî èçâåñòíî øèðîêîìó êðóãó ñîâåòñêèõ ÷èòàòåëåé ïîñëå âûõîäà åãî ïîýòè÷åñêîãî ñáîðíèêà «Äíè» (1970).  ñëåäóþùåì ñâîåì ñáîðíèêå «Ðàâíîäåíñòâèå» (1972) ïîýò îáúåäèíèë ëó÷øèå ñòèõè èç ñâîèõ ïðåæíèõ êíèã.

Äàâèä Ñàìîéëîâ ïðàêòè÷åñêè íå ó÷àñòâóåò â îôèöèàëüíîé ïèñàòåëüñêîé æèçíè, íî êðóã åãî îáùåíèÿ ÷ðåçâû÷àéíî øèðîê.  ïîäìîñêîâíóþ Îïàëèõó, ãäå ñ 1967 ãîäà îí ïîñåëÿåòñÿ, ïðèåçæàåò Ãåíðèõ Áåëëü, ìíîãèå äðóãèå çíàìåíèòûå ëèòåðàòîðû òîãî âðåìåíè. Ïîýò áëèçêî äðóæèë ñî ìíîãèìè ñâîèìè âûäàþùèìèñÿ ñîâðåìåííèêàìè — Ô.Èñêàíäåðîì, Þ.Ëåâèòàíñêèì, Á.Îêóäæàâîé, Í.Ëþáèìîâûì, Ç.Ãåðäòîì, Þ.Êèìîì…

ÏÎÄÌÎÑÊÎÂÜÅ

Åñëè á ó ìåíÿ õâàòèëî ãëèíû,
ß á ñëåïèë òàêèå æå ðàâíèíû;
Åñëè áû ìíå òó÷ è ñîëíöà äàëè,
ß á òàêèå æå óñòðîèë äàëè.
Âñå íåãðîìêî, ìÿãêî, íåïîñïåøíî,
Ñ ãëàçîìåðîì ñóçäàëüñêîãî òîëêà —
Ðàññàäèë áû ñîñíû è îðåøíèê
È ñåëî ïîñòàâèë ó ïðîñåëêà.
Áåç ïóñòûõ çàòåé, áåç ñóåñëîâüÿ
Âñå áû ñîçäàë òàê, êàê â Ïîäìîñêîâüå.

Íåñìîòðÿ íà ñåðüåçíîå çàáîëåâàíèå ãëàç, îí ìíîãî ðàáîòàåò àðõèâàõ. Òàêæå ðàáîòàåò íàä ïüåñîé î ðåâîëþöèè 1917 ãîäà, èçäàåò «Êíèãó î ðóññêîé ðèôìå», çàíèìàåòñÿ ïåðåâîäàìè ïîýçèè ñ ïîëüñêîãî, ÷åøñêîãî, âåíãåðñêîãî è äðóãèõ ÿçûêîâ.

 1974 ãîäó âûøëà êíèãà Äàâèäà Ñàìîéëîâà «Âîëíà è êàìåíü», êîòîðóþ êðèòèêè íàçâàëè ñàìîé ãëàâíîé åãî «ïóøêèíñêîé» êíèãîé — íå òîëüêî ïî ÷èñëó óïîìèíàíèé î À.Ñ.Ïóøêèíå, íî, ñàìîå ãëàâíîå, — ïî ïîýòè÷åñêîìó îùóùåíèþ ìèðà àâòîðîì.

Å.Åâòóøåíêî â ñâîåîáðàçíîé ñòèõîòâîðíîé ðåöåíçèè íà ýòó êíèãó íàïèñàë:

«È ÷èòàþ ÿ «Âîëíó è êàìåíü»
 òàì, ãäå ìóäðîñòü âûøå ïîêîëåíüÿ.
 Îùóùàþ è âèíó, è ïëàìåíü,
 ïîçàáûòûé ïëàìåíü ïîêëîíåíüÿ».

 1976 Ñàìîéëîâ ïîñåëÿåòñÿ â ýñòîíñêîì ïðèìîðñêîì ãîðîäå Ïÿðíó. Çäåñü íîâûå âïå÷àòëåíèÿ îòðàæàþòñÿ â ñòèõàõ, âîøåäøèõ â ñáîðíèêè Âåñòü (1978), Óëèöà Òîîìèíãà, Çàëèâ, Ëèíèè ðóêè (âñå 1981).

Ñ 1962 ãîäà Äàâèä Ñàìîéëîâ âåë äíåâíèê, ìíîãèå çàïèñè èç êîòîðîãî ïîñëóæèëè îñíîâîé äëÿ ïðîçû, èçäàííîé ïîñëå åãî ñìåðòè îòäåëüíîé êíèãîé «Ïàìÿòíûå çàïèñêè» (1995). Áëèñòàòåëüíûé þìîð Äàâèäà Ñàìîéëîâà ïîðîäèë ìíîãî÷èñëåííûå ïàðîäèè, ýïèãðàììû, øóòëèâûé ýïèñòîëÿðíûé ðîìàí, «íàó÷íûå» èçûñêàíèÿ ïî èñòîðèè ñòðàíû Êóðçþïèè è ò.ï. ïðîèçâåäåíèÿ, ñîáðàííûå àâòîðîì è åãî äðóçüÿìè â ñáîðíèê «Â êðóãó ñåáÿ» (÷àñòè÷íî îïóáëèêîâàí â 1993 ãîäó).

Èç ïîýìû «ÑÒÐÓÔÈÀÍ»
(ÍÅÄÎÑÒÎÂÅÐÍÀß ÏÎÂÅÑÒÜ)

1

À ãäå-òî, ãîâîðÿò, â Ñàõàðå,
Íàøåë ðèñóíêè Ïèòåð Ïýí:
Ïîäîáíûå ñêàôàíäðàì õàðè
È óñèêè âðîäå àíòåíí,
À ìîæåò — ìàëåíüêèå ðîãè.
(Âîçìîæíî — äóõè èëè áîãè, —
Ïèñàë ïðîôåññîð Îëüäåðîããå.)

2

Äóë ñèëüíûé âåòåð â Òàãàíðîãå,
Îáû÷íûé â ïîðó íîÿáðÿ.
Ìíîãîîáðàçíûå òðåâîãè
Òîìèëè ðóññêîãî öàðÿ,
Îò íåóñòðîéñòâà è äîñàä
Îí âûõîäèë â îñåííèé ñàä
Äëÿ ñîâåðøåíüÿ ìîöèîíà,
Ãäå êðîíû ïåëè èññòóïëåííî
È ñîáèðàëñÿ ñíåãîïàä.
ß, âïðî÷åì, íå áûë â òîì ñàäó
È òî÷íî âåäàòü íå ìîãó,
Êàê âåòðû âåÿëè ìîðñêèå òîì äîñòîïàìÿòíîì ãîäó…

Óìåð ïîýò 23 ôåâðàëÿ 1990 ãîäà â Ïÿðíó.

Ïîâòîðè, âîññîçäàé, âîçâåðíè
Æèçíü ìîþ, íî îñòðåé è êîðî÷å.
Ñëåé â åäèíóþ íî÷ü ìîè íî÷è
È â åäèíñòâåííûé äåíü ìîè äíè.

Äåíü åäèíñòâåííûé, äîëãèé, åäèíûé,
Íî÷ü îäíà, ÷òî ïðîæèòü ìíå äàíî.
À ïîä óòðî îòëåò ëåáåäèíûé —
Êðèê îäèí è ïðîùàíüå îäíî.

Íà ïðàâàõ Àíîíñà Æóðíàëà «ÍÆ» ¹6 (èþíü 2010ã.)

Источник

«Из детства» Давид Самойлов

Я — маленький, горло в ангине.
За окнами падает снег.
И папа поет мне: «Как ныне
Сбирается вещий Олег… »

Я слушаю песню и плачу,
Рыданье в подушке душу,
И слезы постыдные прячу,

И дальше, и дальше прошу.

Осеннею мухой квартира
Дремотно жужжит за стеной.
И плачу над бренностью мира
Я, маленький, глупый, больной.

Анализ стихотворения Самойлова «Из детства»

Кажется, что детство – это самое счастливое время в жизни человека. Что оно ничем не омрачается, что дети – самый беззаботный народ. Стихотворение «Из детства» Давида Самойлова, написанное в 1956 году и вошедшее в сборник «Второй перевал», опровергает такие мысли.

В качестве лирического героя выступает сам поэт, говоря от первого лица. Действие переносит читателя далеко в прошлое. Благодаря живым образам, созданных талантом Давида Самуиловича, он может видеть комнатку, где на кровати лежит мальчик. За окном зима, снег пушистыми хлопьями покрывает улицы, а ребенок вынужден лежать под одеялом. Он тяжело заболел ангиной, поэтому отец малыша читает ему вслух.

Читайте также:  Отличие фарингита от ангины у детей

Многие могут удивиться, что же в этой картине такого, что способно противоречит мнению о беспечности детства. А вот что: маленький герой стихотворения не желает обычных для своих сверстников сказок и потешек. Его интересуют другие, более глубокие и серьезные темы. Ребенок просит читать ему о Вещем Олеге и очень остро отзывается на эту трагическую историю:
Я слушаю песню и плачу,
Рыданье в подушке душу,
И слезу постыдные прячу,
И дальше, и дальше прошу.

И хотя автор в последних строках называет себя «маленьким, глупым, больным», нельзя согласиться с этим самоуничижительным определением. Думается, что Давид Самуилович иронизирует, когда вспоминает об этом эпизоде своего детства. Потому что способность сопереживать кому-либо, даже если речь идет о легендарных персонажах, представляется поэту важным качеством. Кроме того, он еще не раз потом обратится к историческим сюжетам в своих произведениях.

Возможно, ирония поэта относится к тому, что называют горем от ума. Автор поясняет: «И плачу над бренностью мира…»

На самом деле, маленького человека, который имея большое сердце и быстрый разум, который уже сейчас осознает, что мир несправедлив, хочется пожалеть. Будущее для него рисуется одновременно и прекрасным, и полным разочарования и страданий. В этом случае такие стороны характера, как доброта и отзывчивость, станут бременем, которое словно ангина, держит за горло.

Однако это только догадки. После трогательной кульминации во второй строфе, где автор так красочно описывает терзания сострадательной детской души, поэт успокаивает читателя:
Осеннею мухой квартира
Дремотно жужжит за стеной.

Используя эти удивительные сравнения, он возвращает нас в уютную атмосферу зимнего вечера.

Смотри больше:

Самойлов

1 июня родился Давид Самуилович Кауфман (1920 — 1990).

«Из детства». Здесь и далее читает автор

Я — маленький, горло в ангине.
За окнами падает снег.
И папа поет мне: «Как ныне
Сбирается вещий Олег…»

Я слушаю песню и плачу,
Рыданье в подушке душу,
И слезы постыдные прячу,
И дальше, и дальше прошу.

Осеннею мухой квартира
Дремотно жужжит за стеной.
И плачу над бренностью мира
Я, маленький, глупый, больной.

Здесь дерево качается: — Прощай! —
Там дом зовет: — Остановись, прохожий!
Дорога простирается: — Пластай
Меня и по дубленой коже
Моей шагай, топчи меня пятой,
Не верь домам, зовущим поселиться.
Верь дереву и мне. —
А дом: — Постой! —
Дом желтой дверью свищет, как синица.
А дерево опять: — Ступай, ступай,
Не оборачивайся. —
А дорога:
— Топчи пятой, подошвою строгай.
Я пыльная, но я веду до бога! —
Где пыль, там бог.
Где бог, там дух и прах.
А я живу не духом, а соблазном.
А я живу, качаясь в двух мирах,
В борении моем однообразном.
А дерево опять: — Ну, уходи,
Не медли, как любовник надоевший! —
Опять дорога мне: — Не тяготи!
Ступай отсюда, конный или пеший. —
А дом — оконной плачет он слезой.
А дерево опять ко мне с поклоном.
Стою, обвит страстями, как лозой,
Перед дорогой, деревом и домом.

«Слова».

Красиво падала листва,
Красиво плыли пароходы.
Стояли ясные погоды,
И праздничные торжества
Справлял сентябрь первоначальный,
Задумчивый, но не печальный.

И понял я, что в мире нет
Затертых слов или явлений.
Их существо до самых недр
Взрывает потрясенный гений.
И ветер необыкновенней,
Когда он ветер, а не ветр.

Люблю обычные слова,
Как неизведанные страны.
Они понятны лишь сперва,
Потом значенья их туманны.
Их протирают, как стекло,
И в этом наше ремесло.

«Давай поедем в город…»

Давай поедем в город,
Где мы с тобой бывали.
Года, как чемоданы,
Оставим на вокзале.

Года пускай хранятся,
А нам храниться поздно.
Нам будет чуть печально,
Но бодро и морозно.

Уже дозрела осень
До синего налива.
Дым, облако и птица
Летят неторопливо.

Ждут снега, листопады
Недавно отшуршали.
Огромно и просторно
В осеннем полушарье.

И все, что было зыбко,
Растрепанно и розно,
Мороз скрепил слюною,
Как ласточкины гнезда.

И вот ноябрь на свете,
Огромный, просветленный.
И кажется, что город
Стоит ненаселенный, —

Так много сверху неба,
Садов и гнезд вороньих,
Что и не замечаешь
Людей, как посторонних…

О, как я поздно понял,
Зачем я существую,
Зачем гоняет сердце
По жилам кровь живую,

И что, порой, напрасно
Давал страстям улечься,
И что нельзя беречься,
И что нельзя беречься…

Давид Самойлов

Я — маленький, горло в ангине.

За окнами падает снег.
И папа поет мне: «Как ныне
Сбирается вещий Олег… «
Я слушаю песню и плачу,
Рыданье в подушке душу,
И слезы постыдные прячу,
И дальше, и дальше прошу.
Осеннею мухой квартира
Дремотно жужжит за стеной.
И плачу над бренностью мира
Я, маленький, глупый, больной.

* * *

Борис Рыжий

Ну вот, я засыпаю наконец,

уткнувшись в бок отцу, еще отец
читает: «Выхожу… я на дорогу…»
Совсем один? Мне пять неполных лет.
Я просыпаюсь, папы рядом нет,
и тихо так и тлеет понемногу
в окне звезда, деревья за окном,
как стражники, мой охраняют дом.
И некого бояться мне, но все же
совсем один. Как бедный тот поэт.
Как мой отец. Мне пять неполных лет.
И все мы друг на друга так похожи.

Источник

35 лет назад, в 1984 году, на экраны вышла третья часть трилогии о приключениях Дяди Федора, кота Матроскина и пса Шарика — мультфильм «Зима в Простоквашино»!

    В основу сюжета замечательного советского мультфильма «Зима в Простоквашино», на котором выросло не одно поколение детей, легло произведение известного писателя Эдуарда Николаевича Успенского «Дядя Фёдор, Пёс и Кот».
    Так уж сложилось, что Шарик и кот Матроскин повздорили, и теперь даже не хотят разговаривать друг с другом. А причиной для конфликта послужило то, что Шарик приобрел себе кеды вместо валенок, несмотря на то, что на улице зима. Шарик и Матроскин сидят в разных углах своей избы, и общ
    #olga #ВГостяхУСказки

    15 декабря — день памяти поэта
    Борис Алексеевич Чичибабин (1923 — 1994г.)
    ***
    Мне о тебе, задумчиво-телесной,
    писать — что жизнь рассказывать свою.
    Ты — мой собор единственный, ты — лес мой,
    в котором я с молитвою стою.
    Ты — всё, чем я дышал в родном краю:
    полынь полей, мед пасеки небесной,
    любовь к добру, и ужас перед бездной,
    и в черный час презренье к холую.
    Вся жизнь моя. Как мне вместить все это
    в один пролет мгновенного сонета,
    не пропустив, не предав ничего,
    чтоб ты, как мир, воскре

    Нас мало — юных, окрыленных,
    не задохнувшихся в пыли,
    еще простых, еще влюбленных
    в улыбку детскую земли.

    Мы только шорох в старых парках,
    мы только птицы, мы живем
    в очарованья пятен ярких,
    в чередованьи звуковом.

    Читайте также:  Кашель при ангине на 6 день

    Мы только мутный цвет миндальный,
    мы только первопутный снег,
    оттенок тонкий, отзвук дальний,—
    но мы пришли в зловещий век.

    Навис он, грубый и огромный,
    но что нам гром его тревог?
    Мы целомудренно бездомны,
    и с нами звезды, ветер, Бог.
    ©Владимир Набоков

      Николай Михайлович Языков (1803 — 1846)
      ——
      Слава Богу
      О, слава Богу, слава Богу!
      Я не влюблён, свободен я;
      Я выбрал лучшую дорогу
      На скучной степи бытия:
      Не занят светом и молвою,
      Я знаю тихие мечты,
      И не поклонник красоты,
      И не обманут красотою!
      1824 год

        добавлена 14 декабря в 15:00

        Виктор Викторович Билибин (1859—1908)
        «Руководство по устройству супружеских сцен». 1880 г
         Сцены молодой жене предписывается устраивать не менее 6 раз в год, причем степень интенсивности варьируется, в зависимости от характера мужа:
        — обыкновенные слезы;
        — малая истерика;
        — большая истерика;
        — обморок.
        Слезы рекомендуется сопровождать «жалкими словами и упреками», которые желательно придумать заранее, а падать в обморок — на заранее приготовленную мягкую поверхность. Высшим искусством с

          Виктор Викторович Билибин — признанный мастер малых жанров журнальной прозы: его фельетоны, экспромты, каламбуры были особенно популярны в начале 1880 годов и высоко ценились А. П. Чеховым.
          Начал литературную деятельность в 1879 году, с публикаций юмористических сценок — сначала в журнале «Стрекоза», в затем в журнале «Осколки», В последнем он публиковался под псевдонимом И. Грэк, активно участвовал в работе редакции, а в 1906—1908 годах, после смерти Н. А. Лейкина, возглавлял эту редакцию. Как
          #olga #ВсякаяВсячина

          добавлена 14 декабря в 14:05

          Марина Ивановна Цветаева (1892 — 1941г.)
          “Прости” Волшебному дому
          В неосвещенной передней я
          Молча присела на ларь.
          Темный узор на портьере,
          С медными ручками двери…
          В эти минуты последние
          Все полюбилось, как встарь.
          Был заповедными соснами
          В темном бору вековом
          Прежде наш домик любимый.
          Нежно его берегли мы,
          Дом с небывалыми веснами,
          С дивными зимами дом.
          Первые игры и басенки
          Быстро сменились другим.
          Дом притаился волшебный,
          Стали большими царевны.
          Но для меня и для Асеньки
          Был он всегда д

              Сестры Цветаевы с Сергеем Эфроном. Гостиная в доме на Трехпрудном.1913год.

              добавлена 14 декабря в 12:00

              Темнеет зимний день, спокойствие и мрак
              Нисходят на душу — и всё, что отражалось,
              Что было в зеркале, померкло, потерялось…
              Вот так и смерть, да, может быть, вот так.
              В могильной темноте одна моя сигара
              Краснеет огоньком, как дивный самоцвет:
              Погаснет и она, развеется и след
              Ее душистого и тонкого угара…
              Кто это заиграл? Чьи милые персты,
              Чьи кольца яркие вдоль клавиш побежали?
              Душа моя полна восторга и печали —
              Я не боюсь могильной темноты.
              ©Иван Бунин

                Художник Theodore Robinson / Теодор Робинсон (США, 1852-1896).
                #olga #поэзия2

                добавлена 14 декабря в 11:22

                Евгений Евтушенко
                ——
                Ничто не сходит с рук
                Ничто не сходит с рук:
                ни самый малый крюк
                с дарованной дороги,
                ни бремя пустяков,
                ни дружба тех волков,
                которые двуноги.

                Ничто не сходит с рук:
                ни ложный жест, ни звук
                ведь фальшь опасна эхом,
                ни жадность до деньги,
                ни хитрые шаги,
                чреватые успехом.

                Ничто не сходит с рук:
                ни позабытый друг,
                с которым неудобно,
                ни кроха-муравей,
                подошвою твоей
                раздавленный беззлобно.

                Таков проклятый круг:
                ничто не сходит с рук,
                а если даже сх

                    добавлена 14 декабря в 10:05

                    *****
                    Филип Сидни  Philip Sidney  (1554 — 1586)
                    Сонет 12 
                    Ты светишься, Амур, в глазах у Стеллы,
                    Дневной силок из локонов плетешь,
                    Вселившись в губы, пухлость им даешь,
                    Струи дыханья превращаешь в стрелы,
                    Ты полнишь сластью эти груди белы,
                    Злонравью кротость учишь, мед свой льешь
                    В живую речь — и всех бросает в дрожь,
                    И чистый глас поет тебя умело.
                    И все ж не мни, что Стеллой овладел —
                    Так войско, слыша трубы в ходе схватки,
                    Кричит: «Победа! Сладок наш удел!»
                    Нет, сердце Стеллы — крепость пр

                      *****
                      Сонет 44
                      Моей душе дано в словах раскрыться,
                      Оплакать боль, которой нет конца,
                      Мой стон смягчает грубые сердца,
                      Но та, в ком сердце нежное таится,
                      Глуха к слезам, как лютая Тигрица,
                      Увы, не молвит доброго словца.
                      О, как могло, презрев закон Творца,
                      Бездушьем Благородство обратиться?
                      Я истины желанной не постиг,
                      И всякий раз, как вздох моей печали
                      Касался врат блаженства, в тот же миг,
                      Небесные, они преображали
                      Докучный плач и стон постылый мой
                      В напев прекрасный радости самой.
                      Перевод
                      #ирина #АнглийскаяПоэзия #сонет

                      Источник

                      Поэтика детства

                      ЯЯ маленький горло в ангине окуджава маленький, горло в ангине,

                      За окнами падает снег,

                      И папа поет мне: «Как ныне

                      Cбирается вещий Олег»

                      Д. Самойлов

                      Наверное, каждый из нас, порывшись среди глубинных воспоминаний самого раннего детства, на той грани, где сознание только-только начинало проклевываться сквозь бессловесную муть младенчества, тоже припомнит какой-нибудь зимний – а может, и летний – вечер и негромкий родительский голос, мерно читающий что-то не вполне понятное, но завораживающее душу, заставляющее как-то по-особенному биться сердце…
                      ^
                      Стихи входят в нашу жизнь с самых первых дней. Редко какая мама не поет своему крохе колыбельных песен, не рассказывает ритмичных веселых потешек и пестушек. При видимой незатейливости этих стишков трудно переоценить пользу, которую они приносят малышу. В емких, лаконичных формулах кристаллизовался опыт десятков поколений. Первые стихи малыша недаром похожи на заклинания: они и должны «заклясть» его, предупредить об опасностях, которые таит в себе окружающий мир: мама предупреждает малыша, как опасно отходить от родного дома, от обжитого, обитаемого центра мироздания: «на краю», вдали от мамы ребенок может стать жертвой враждебных сил хаоса.

                      Но малыша есть кому защитить, ведь его берегут и любят многочисленные друзья: гуленьки всю ночь будут сидеть у его колыбельки, котик поделится булочкой, а собачка ни за что не подпустит к спящему малышу волка и другую нечисть.

                      Колыбельная песня помогает маме и ребеночку «настроиться» друг на друга, отладить биологические часы, чтобы молока приходило тогда и столько, когда и сколько нужно ребеночку, чтобы возня с новорожденным крохой не изматывала маму, была ей не в тягость, а в удовольствие.

                      Монотонно поскрипывает колыбелька, монотонно повторяются плавные, вязкие, словно мед, звуки, в затененной комнате – золотисто-медовый полумрак, пронизанный теплым запахом маминого молока… И вот, словно намазанные медом, сами собой слипаются глазки, разливается по телу сладкая истома и увлекает в теплую, тягучую пучину детского сна. Не отсюда ли – мечты о молочных реках в медовых берегах?

                      Некоторые мамы стесняются петь своим малышам из-за того, что у них нет музыкальных способностей и они не могут правильно воспроизвести мелодию и предпочитают ставить записи на кассетах или компакт-дисках. Ну подумайте, какая разница, ознакомится малыш с канонической версией колыбельной «ты, собачка, не лай» или с вашим авторским вариантом. Как бы плохо вы не пели, звук вашего голоса все равно будет для крохи самым лучшим, а мелодия – самой замечательной. Так стоит ли лишать малютку волшебных мгновений только потому, что у вас в школе по пению никогда не было больше тройки?

                      Читайте также:  Какие компрессы можно делать при гнойной ангине

                      Потешки способствуют самоидентификации малыша: он узнает, что у него есть ручки и пяточки, животик и носик, что ему с самого рождения выделен собственный участок пространства, колыбелька или кроватка.

                      Кроху ориентируют на успех: он научится и по завалинке бегать, ведра красные носить. Мальчику рассказывают, какой он умный и сильный, девочке – какие у нее красивые черные бровки и алый румянец, какая замечательная коса вырастет в недалеком будущем до самого пояса.

                      Язык материнского фольклора хоть и очень прост по форме, но зато невероятно емок, насыщен выразительными эпитетами, яркими метафорами, неожиданными сравнениями. Не понимая пока смысла маминых слов, малыш запоминает их на всю жизнь как заклинание и, взрослея, постепенно осмысливает, все глубже и глубже проникая в их суть.

                      Конечно, многие реалии и понятия, встречающиеся в народных стишках и песенках сегодня устарели. Пока ваш кроха еще совсем маленький, это не так важно. После года  покажите малышу книгу с хорошими иллюстрациями, например Юрия Васнецова или Василия Билибина и попробуйте объяснить, что лапти – это такие ботиночки, кафтан – очень красивая курточка, завалинка – маленькая лавочка возле крылечка, в печке готовят еду, из колодца берут водичку. Но чересчур углубляться в этнографические подробности не стоит: маленький ребенок воспринимает текст, тем более поэтический, целостно, не вдаваясь в частности.
                      ^
                      Большинство первых детских книжек – стихотворные. Да и сами малыши явно отдают предпочтение стихам. И это неудивительно: ритм, рифма, яркие, лаконичные образы, выразительные аллитерации помогают малышу концентрировать внимание, лучше представить себе, о чем говорится в стишке. Быть может, вам коротенькие четверостишия про мишку, которого уронили на пол или бычка, боящегося свалиться с доски, и кажутся примитивными и банальными, но ничего лучшего для маленьких детей пока еще никто не придумал. Сегодня Агния Барто, Самуил Маршак и Корней Чуковский, как и пятьдесят лет назад, остаются в верхних строках хит-парада детской поэзии. И все же, не стоит ограничиваться только этими авторами. Обязательно почитайте с малышом книги Ирины Токмаковой (очень хороши не только ее собственные стихи, но и переводы из английской, шотландской и даже индийской поэзии), Игоря Мазнина, Валентина Берестова и конечно же, Юны Мориц ( ее песенки про пони и резинового ежика в исполнении Сергея и Татьяны Никитиных хорошо всем известны, но у нее есть еще немало замечательных стихов). Очень нравятся всем детям и стихи Саши Черного.
                      ^
                      Дети всех возрастов очень любят поэтические сказки: и Чуковского, и Маршака, и Ершова, и Пушкина. Если малыш не может долго концентрировать внимание и через несколько страниц перестает слушать, не расстраивайтесь. Попробуйте ставить ему записи на кассетах или компакт-дисках. Выразительная речь актеров, музыкальное сопровождение – все это обязательно привлечет внимание малыша. Сказки в аудиозаписях полезно слушать еще и потому, что текст не сопровождается картинками, как при чтении вслух, и малышу приходится самостоятельно «достраивать» видеоряд: представлять себе, как выглядели герои, где разворачивалось действие и т.д. Конечно язык поэтических сказок, особенно пушкинских, достаточно сложен, в нем много редких слов, архаических речевых оборотов. Но не нужно бояться, что малыш их не поймет. В первые три года жизни детский мозг запрограммирован на освоение родного языка во всем его богатстве и многообразии. А значит, легко усвоит и несколько архаичный язык сказок Пушкина и Ершова.
                      ^
                      Детям безумно нравятся нелепицы и парадоксы, лишенные на наш трезвый, взрослый взгляд, какого бы то ни было смысла. Они близки и созвучны детскому видению мира. Ведь для детской логики нет ничего невозможного и неприемлемого. Малыш буквально покатывается со смеху, декламируя:

                      «А я придумал слово,

                      Смешное слово «Плим».

                      Я повторяю снова:

                      «Плим, плим, плим!»

                      Он прыгает и скачет,

                      Плим, плим, плим

                      И… ничего не значит,

                      Плим, плим, плим.

                      Все дети обожают «сопелки» и «ворчалки» Винни-Пуха, стишки-путаницы, которые постоянно декламирует Кэрроловская Алиса, словесные игры Спайка Миллигана (его веселая книга «Чашка по-английски» выходила на русском языке где-то в конце восьмидесятых и стала уже библиографической редкостью, но ее можно разыскать в детский библиотеках). Ну, а как прожить без озорных перевертышей Даниила Хармса? Не многие знают про замечательную книжку Владимира Левина «Глупая Лошадь». Но тот, кто знает, не может не любить всей душой эту очаровательную стилизацию под английскую поэзию в духе Кэролла и Милна. Эта книга была издана небольшим тиражом в начале семидесятых и переиздавалась еще раз в середине девяностых. Но она стоит того, чтобы поискать ее в библиотеках или букинистических магазинах.
                      ^
                      Очень важно самого раннего детства приучать кроху не только к коротеньким детским стишкам, но и к настоящей, большой поэзии. Стихи воспитывают в малыше особое, вдумчивое, я бы сказала, непрагматическому отношению к литературе. Ведь очень часто бывает, что человек ждет от прочитанной книги какой-то конкретной пользы: поучительного примера, познавательной истории, полезного совета, возможности расслабиться и повеселиться или, наоборот, пережить острые ощущения. А лирическая поэзия всего этого лишена. Зато она дает возможность насладиться красотой слова и ритма, окунуться в стихию чистого чувства. Поэтому, чем раньше вы начнете читать стихи малышу, тем лучше. Многие современные педагоги — пренатологи даже советуют делать это еще до его рождения. Кроха с равным удовольствием будет слушать Лермонтова и Мандельштама, Пушкина и Ахматову, Лорку и Гете. А вот Маяковского или Давида Бурлюка читать маленьким детям не стоит, даже если вы — страстные поклонники модернисткой и постмодернисткой поэзии: резкий, часто негармоничный строй подобных стихов скорее всего не понравится малышу.  Во многих семьях детям поют песни Окуджавы, Визбора, других поэтов-брадов. Можно попробовать напевать хорошие стихи вместо колыбельных: любая информация, которую ребенок получит перед сном или в полусне, укореняется в глубинных слоях подсознания и остается там  навсегда, оказывая решающее влияние на формирование личности. Конечно, кроха пока не в состоянии вникнуть в суть читаемых вами стихов, и бесполезно пытаться объяснить ее не только трехмесячному, но даже трехлетнему. Не стоит из-за этого расстраиваться. Пока малыш воспринимает стихи как хорошую музыку, а про что в них говорится,  поймет, перечитав их во взрослом возрасте.
                      ^
                      Дети, которым читают много стихов, обладают великолепной памятью и чувством ритма, безо всякого труда запоминают длинные тексты. Ребенок, с самого младенчества узнавший и полюбивший Мандельштама и Лорку, Окуджаву и Хармса никогда не польстится на грошовую «попсовую» поделку. Но главное даже не это. Стихи, услышанные в детстве от папы или мамы, навсегда сохранятся в сердце ребенка среди самых радостных и светлых воспоминаний о младенчестве, о родительском доме… Солнечный элексир тепла и любви… Я маленький, горло в ангине, за окнами падает снег…

                      Автор статьи:

                      Ася Штейн.

                      Возникли проблемы с обучением и воспитанием малыша? Спросите совета у Аси.

                      Источник