Детская книжка про ангину

Сегодня — последний или предпоследний погожий день этой осени. Так, во всяком случае, утверждают синоптики. Давайте же погуляем вместе по разноцветному родному городу, ловя тихо опадающую с голубой высоты золотую листву. Погуляем — и поговорим о новых книгах, предложенных нашему вниманию сотрудниками областной детской библиотеки.

Во время нашей прогулки я расскажу вам о трёх небольших книжках европейских писателей, написанных в разное время, в разных странах и совершенно непохожих одна на другую ни по теме, ни по манере изложения, ни по жанру, несмотря даже на то, что все они — сказки. Но ведь, как мы с вами уже давно знаем, сказка сказке — рознь. Но что-то же их объединяет? — спросите вы. И будете правы. Объединяет их то, что все эти книжки предназначены не только для детского чтения, а одна из них — может быть, и вовсе написана не для детей, а для тех немногих взрослых, которые до конца жизни остаются во многом детьми.

Начнём, однако, с книжки, написанной непосредственно для детского чтения и давно ставшей на родине автора классикой. У нас же, я думаю, она вызовет интерес только у самых маленьких читателей и у тех взрослых, кому необходима литературная помощь в обучении своих подопечных основам христианской религии.

Речь о сказочной повести чешского священника Яна Карафиата «Светлячки», впервые увидевшей свет почти полтораста лет назад, в 1876 году, повести, напечатанной, кстати, за счёт автора и сразу же вызвавшей не только читательский интерес, но и признание критиков, что, поверьте мне, бывает совсем не часто. Автора даже по горячим следам нарекли «чешским Андерсеном», но и это не удивительно: у небольших, благодарных родным талантам народов это не редкость. Вот у больших народов дело в этом смысле обстоит гораздо хуже: избалованные обилием талантов, они отнюдь не торопятся признавать в своей среде одарённых людей.

Меж тем, несмотря на великое почитание чехами книжки Карафиата, сегодня она выглядит и архаичной, и чересчур сентиментальной, даже порой слащавой, представляется, в общем, чем-то вроде учебника Закона Божия, изложенного в жанре сказочной притчи для малышей, правда, весьма поэтично. Последнее обстоятельство, думаю я, и подтолкнуло современных издателей и переводчиков к осуществлению нового русского издания этой старой книги. Дело в том, что когда-то, в советское время, она у нас уже выходила — в вольном, а точнее подневольном пересказе, в котором всё религиозное содержание (а с ним, конечно, и вся поэзия) было заменено коммунистической пропагандой. Там, где у автора звучат церковные песнопения, у переводчиков грохотали пионерские барабаны. Коммунизм, конечно, тоже своего рода религия, но от книжки священника Карафиата в итоге не осталось ничего, так что знакомится с ней нынче русский читатель, можно сказать, впервые.

И знакомство это, в общем, нужное и даже приятное, несмотря на ту архаичность и сентиментальность, о которой я уже сказал. Книжку писал добрый и мудрый человек, а переводил настоящий профессионал. Быть может, и излишне дотошный. Быть может, следовало иные режущие глаз слащавости в переводе и сократить — старая книжка от таких сокращений только выиграла бы и обрела больше читателей. Вы скажете: я предлагаю, в сущности, то же, что — по-своему — сделали советские переводчики. Не совсем так: сокращения можно было бы провести за счёт многократных сладкоречивых повторов, которые утяжеляют книжку. В те времена, когда она вышла в свет, для детей не писали вовсе или почти не писали, а то, что писали, сейчас вряд ли кому-нибудь придёт в голову переиздавать — никто эту надоедливую и до оскомины назидательную банальщину читать не будет, а детей она от чтения и отвратит. Книжка Карафиата, конечно, не чета подобных писаниям, но и она не свободна от литературных недостатков своего времени, к тому же написана тридцатилетним священником, а не профессиональным писателем. И, естественно, не лишена недостатков, присущих хоть и талантливому, но любительскому сочинению, да плюс временами навязчивой религиозной дидактики.

Конечно, переводчик А. Кравчук все эти недостатки оригинала отлично понимает и даже предупреждает о них читателя в предисловии, но достоинства притчи о светлячках, по его мнению (да и мы, когда прочтём сказку, с ним в конечном счёте согласимся) недостатки искупают. Да, достоинства старой истории, рассказанной молодым священником, очевидны: в ней есть и приключения, и философия, и религиозное воспитание и воспитание чувств, и борьба за выживание, и верная дружба, и родительская любовь, и весь путь человеческой жизни (ибо, рассказывая о милых насекомых — светлячках, на самом-то деле автор, конечно же, пишет о нас, людях, детях Божьих) — от рождения до смерти. А раз так, раз мы на ста с небольшим страницах текста можем пройти с героями весь путь их земной жизни, то, стало быть, проживаем вместе с героями и комедию, и трагедию их жизни. Надо добавить — светлую трагедию, ведь речь в книжке идёт о светлячках — существах, для которых освещать путь во тьме — и цель, и смысл, и труд всей их недолгой жизни.

Я, конечно, не стану пересказывать вам сюжет этого повествования об огромном мире Божьем, увиденном в крохотном мирке, где обитают славные существа светлячки. Не стану и объяснять смысл истории в целом — он и необъясним, как Господне Творение, и в то же время понятен каждому, ибо все мы — Его дети, послушные и непослушные, талантливые и посредственные, трудолюбивые и ленивые. А это значит, что все мы достойны любви и заботы и Создателя нашего и наших ближних. Точно так же, как и они достойны заботы нашей.

Несколько слов об иллюстрациях, милых, чуть примитивистских, как бы акварельных, совершенно соответствующих тексту и… преподносящих сюрприз, хотя последнее, может быть, и моя выдумка. С первой же картинки, на которой изображён главный герой — славный, нежный, но не очень послушный, потому что, я бы сказал, талантливо любознательный, светлячок Малыш, — что-то показалось мне очень знакомым. К середине книжки я догадался: художница М. Патрушева изобразила героя внешне похожим на великого поэта А.С. Пушкина (особенно хорошо видно это на иллюстрации к странице 93), разве что без бакенбардов. Не знаю, намеренно ли она использовала этот приём схожести или случайно, но меня это и волновало, и раздражало (как и излишняя дидактичность и сентиментальность повествования), а в конечном счёте — понравилось. Как ни странно. И сказка в целом запомнилась. И думаю я теперь, по прошествии времени, иначе и лучше, чем думал, когда читал её. Попробуйте прочесть «Светлячков» и вы — вдруг да и переживёте те же чувства, что пережил я.

Следующая книжка — первое значительное произведение немецкого писателя Джеймса Крюса, всем вам прекрасно известного по повести «Тим Талер, или Проданный смех», давно и заслуженно ставшей классикой детской литературы.

Джеймс Крюс (1926 — 1997) родился на Гельголанде — суровом и скалистом северном острове с нелёгкой историей, ибо сначала остров принадлежал Дании, потом Англии, потом Германии. Представляете, каково было жителям каждый раз менять убеждения, вероисповедания, уклад?.. Родился будущий писатель в семье электрика, однако все его деды и прадеды были рыбаками. Это замечательное для нас, читателей, событие произошло в 1926 году, а в 1944-м, во время Второй мировой войны, 18-летний юноша был призван в армию, в люфтваффе, то есть в военно-воздушные силы. К счастью для ребятишек всего мира в боевых действиях он поучаствовать не успел, а стало быть, и не пострадал, по окончании войны демобилизовался, закончил педагогическое училище и — не стал учителем, потому что уже с начала 50-х годов начал писать книжки для детей. Посоветовал ему заняться этим делом известный писатель Эрих Кёстнер, и не ошибся. Уже вторая книжка Крюса — а именно та, о которой мы будем сейчас говорить — принесла молодому писателю успех. Да, самой лучшей книжкой Крюса стала пятая — повесть «Проданный смех», но писал он много, разнообразно и очень талантливо в целом, во всех жанрах — от стихотворения до пьесы, от сборника сказок до фантастической повести или цикла статей, посвящённых детскому чтению. Недаром в 1968 году Джеймс Крюс был удостоен самой главной литературной премии для детских писателей и награждён медалью Андерсена.

«Маяк на Омаровых островах», как уже было сказано, вторая книга писателя, написанная еще на родине, — в середине 60-х писатель поселился на одном из Канарских островов, где и прожил до конца жизни. Но похоронен он на родном Гельголанде, которому и посвящена книжка «Маяк на Омаровых островах».

Это удивительная книга. Почему? Потому что она составлена из множества замечательных сказок, рассказов и стихотворений, словно бусы, нанизанных на столь же замечательно интересную нить-основу. И всё вместе представляет собой неразрывное целое, от которого невозможно оторваться, пока не прочитаешь книжку от первой до последней страницы. А каждый отдельно взятый текст — законченная, самостоятельно живущая интереснейшая история. Конечно, подобного рода книги пишутся с давних времён, но, поверьте, далеко не все они сделаны с таким мастерством и читаются с таким неослабевающим интересом. Я хотел было взять какую-нибудь историю или какое-нибудь стихотворение, показать на конкретном примере мастерство рассказчика — и оставил эту идею просто потому, что не сумел выбрать лучший пример. Каждый текст книжки хорош по-своему, каждый персонаж прописан совершенно отчётливо, лучших нет, все — превосходны. Каждый герой рассказывает свою, вовсе вроде бы и не связанную с основой, историю, едва ли не каждый читает стихотворение или поёт песенку, а в итоге получается такой хоровод, или карусель, вступив в который однажды, выбраться из него уже невозможно. Здесь действуют и рассказывают люди и птицы, подвиги совершают ветры, мыши, короли, смотритель маяка, водяной, китайские бургомистры и другие сказочные и несказочные существа. География книжки обширна, одновременно реальна и волшебна; литературных отсылок множество — и к народным сказкам, и к братьям Гримм, и к Андерсену; взгляд автора зорок, речь вдохновенна и богата, юмор заразителен, а выдумка неистощима. Вместе с тем умение нарисовать суровый северный пейзаж, море, небо, бурю и скалы подобно мастерству талантливого живописца. Словом, перед нами  одна из тех книг, которые нельзя не прочитать и хочется перечитывать – книга, остающаяся с тем, кто её прочитал, на всю жизнь.

И последняя книжка сегодня — повесть-сказка французского писателя Ролана Топора «Принцесса Ангина». Книжка это вовсе недетская, что, играя честно-пречестно, отмечает и «Самокат», выпустивший её в серии «Недетское чтение». Примерно такая же недетская, как классическая «Алиса в Стране Чудес». Даже и ещё более недетская, потому что Льюис Кэрролл все-таки хотя бы формально обращал своё творение к знакомой девочке, да и жил в XIX веке, когда нормы общественной морали были совсем другими. Помимо того, абсурдистская книжка Р. Топора опирается не только на «Алису», но в такой же мере и на бессмертный и совсем не предназначенный для детского чтения роман Франсуа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» и вовсе уж книжку из серии «детям до 16», а лучше не до 16, а этак до 20-ти — «Лолиту» Владимира Набокова.

Я назвал «Принцессу Ангину» абсурдистской книжкой. Это так, но что это такое? Абсурдизм —  философия, согласно которой у человеческого бытия, то есть у нашей с вами жизни, нет никакого смысла. Ни в ней самой, ни у неё. Не следует думать, что абсурдизм как философия придуман какими-то скучающими, всё на свете испытавшими и от всего утомившимися бездельниками. Нет, автором этой теории считается знаменитый французский писатель и мыслитель, Нобелевский лауреат Альбер Камю, в творчестве своём опиравшийся на идеи не менее серьёзных и умных людей — Достоевского, Ницше, Кьеркегора, Шестова и Бердяева.

Мы с вами, конечно, не станем углубляться сейчас в абсурдистские теории, но лишь оценим ситуацию: если столько признанных классиков говорят, что жизнь абсурдна, значит в этом что-то есть. Тем более что об этом же говорили писатели и философы, пусть и не впрямую, задолго до перечисленных авторов. Картинки абсурдности бытия можно найти в книгах авторов эпохи Возрождения и даже в древней литературе. Я же не зря упомянул только что Рабле.

Чтоб было чуть понятнее про абсурд, скажу только вот о чём: задумайтесь, разве не абсурдна жизнь, в которой, например, маленький, здоровый, радостный, любимый всеми малыш двух-трёх лет от роду становится жертвой какого-нибудь маньяка, да что там маньяк — просто погибает от того, что в его квартире взрывается газ как раз тогда, когда родители на работе, братья-сёстры в школе, а бабушка на две минуты отлучилась, чтобы вынести мусор…

Между прочим, этой кошмарной ситуации можно не только ужасаться или оплакивать её, нет, можно на неё и с юмором взглянуть, ну, с чёрным юмором, как, помните, в идиотских, но смешных стишках, типа: «Звёздочки в ряд, косточки в ряд…»

Очень огрубляя ситуацию, можно сказать, что литература абсурда именно этим и занимается — показывает кошмарную или смешную ситуацию с неожиданной стороны. Существует развитая литература абсурда. Наши классики в этом направлении — известный и любимый всеми Даниил Хармс, его друзья обериуты Николай Олейников и Александр Введенский, но истоки русского литературного абсурдизма исследователи отыскивают даже в творчестве Антона Павловича Чехова. На Западе классиками абсурдизма являются великий австрийский писатель Франц Кафка и знаменитые драматурги Сэмюэл Беккет и Эжен Ионеско. Но разве столп сюрреализма художник Сальвадор Дали не великий абсурдист? Конечно же. А сколько абсурдистов в мировом кино!..

Между прочим, автор «Принцессы Ангины» знаменит не только как литератор-абсурдист, но и как кинематографист, и как рисовальщик. Пролистайте картинки к «Ангине» — они мастерски сделаны автором, столь мастерски, что могут показаться лучше, чем текст. А ведь Р. Топор был и актёром, и сценаристом, и мультипликатором. И во всех ипостасях талантливым. Достаточно посмотреть анимационный фильм «Дикая планета» или снятый по сценарию Р. Топора знаменитым режиссёром Романом Поланским триллер «Жилец».

В общем, это вам, что называется, на вырост. Как и сама книжка «Принцесса Ангина». О чём она? О том, как молодой клошар (по нашему бомж, или правильнее — бродяга) на своём пути встретил однажды странную парочку — немытую девчонку-подростка, называющую себя принцессой по имени или по кличке Ангина, и пожилого толстяка — не то её придворного, если она и впрямь принцесса, не то  опекуна, не то просто спутника, который, после того, как с королевством случилась какая-то крупная неприятность, должен доставить принцессу к её дядюшке. Последний то ли есть на самом деле, то ли нет его вовсе.

С другой стороны, вполне возможно, что клошар просто заболел ангиной, и весь рассказ — не что иное, как его больной бред. По жанру это роуд-муви, дорожная история, во время которой герои переживают множество нелепых, действительно бредовых приключений, неприятностей, встречают множество друзей, оказывающихся недругами (и недругов, оказывающихся приятелями), спасаются от бесконечных преследований, пока один за другим не умирают совершенно нелепым образом – все, кроме того самого клошара. Он же, утратив все, что у него было — иллюзии и сны остаётся, как и положено бродяге, лежать на травке, по-видимому, выйдя из бредового состояния, потому что болезнь — ангина и болезнь Ангина — наконец-то оставила его в покое.

Что такое жизнь? Бред больного, завершающаяся либо смертью бреда — выздоровлением до поры, либо смертью самого больного. Что такое любовь? Бред больного, заканчивающаяся смертью либо бреда — любви, либо одного или обоих влюблённых? Что такое мир? Наше бредовое представление, обрывающееся или вместе с нашим бредом, или вместе с нами.

Вот, если коротко и очень общо и примитивно, про что говорят абсурдисты, вот о чём книжка «Принцесса Ангина» Ролана Топора. Мастерская недетская книжка.

Читайте, друзья мои, чтение — это тоже «высокая болезнь» и, может быть, самая лучшая болезнь на свете, которой нельзя не переболеть, от которой нельзя излечиться. Да и надо ли излечиваться?..

Болейте на здоро