Давид самойлов про ангину

«Из детства» Давид Самойлов

Я — маленький, горло в ангине.
За окнами падает снег.
И папа поет мне: «Как ныне
Сбирается вещий Олег… »

Я слушаю песню и плачу,
Рыданье в подушке душу,
И слезы постыдные прячу,

И дальше, и дальше прошу.

Осеннею мухой квартира
Дремотно жужжит за стеной.
И плачу над бренностью мира
Я, маленький, глупый, больной.

Анализ стихотворения Самойлова «Из детства»

Кажется, что детство – это самое счастливое время в жизни человека. Что оно ничем не омрачается, что дети – самый беззаботный народ. Стихотворение «Из детства» Давида Самойлова, написанное в 1956 году и вошедшее в сборник «Второй перевал», опровергает такие мысли.

В качестве лирического героя выступает сам поэт, говоря от первого лица. Действие переносит читателя далеко в прошлое. Благодаря живым образам, созданных талантом Давида Самуиловича, он может видеть комнатку, где на кровати лежит мальчик. За окном зима, снег пушистыми хлопьями покрывает улицы, а ребенок вынужден лежать под одеялом. Он тяжело заболел ангиной, поэтому отец малыша читает ему вслух.

Многие могут удивиться, что же в этой картине такого, что способно противоречит мнению о беспечности детства. А вот что: маленький герой стихотворения не желает обычных для своих сверстников сказок и потешек. Его интересуют другие, более глубокие и серьезные темы. Ребенок просит читать ему о Вещем Олеге и очень остро отзывается на эту трагическую историю:
Я слушаю песню и плачу,
Рыданье в подушке душу,
И слезу постыдные прячу,
И дальше, и дальше прошу.

И хотя автор в последних строках называет себя «маленьким, глупым, больным», нельзя согласиться с этим самоуничижительным определением. Думается, что Давид Самуилович иронизирует, когда вспоминает об этом эпизоде своего детства. Потому что способность сопереживать кому-либо, даже если речь идет о легендарных персонажах, представляется поэту важным качеством. Кроме того, он еще не раз потом обратится к историческим сюжетам в своих произведениях.

Возможно, ирония поэта относится к тому, что называют горем от ума. Автор поясняет: «И плачу над бренностью мира…»

На самом деле, маленького человека, который имея большое сердце и быстрый разум, который уже сейчас осознает, что мир несправедлив, хочется пожалеть. Будущее для него рисуется одновременно и прекрасным, и полным разочарования и страданий. В этом случае такие стороны характера, как доброта и отзывчивость, станут бременем, которое словно ангина, держит за горло.

Однако это только догадки. После трогательной кульминации во второй строфе, где автор так красочно описывает терзания сострадательной детской души, поэт успокаивает читателя:
Осеннею мухой квартира
Дремотно жужжит за стеной.

Используя эти удивительные сравнения, он возвращает нас в уютную атмосферу зимнего вечера.

Смотри больше:

Самойлов

1 июня родился Давид Самуилович Кауфман (1920 — 1990).

«Из детства». Здесь и далее читает автор

Я — маленький, горло в ангине.
За окнами падает снег.
И папа поет мне: «Как ныне
Сбирается вещий Олег…»

Я слушаю песню и плачу,
Рыданье в подушке душу,
И слезы постыдные прячу,
И дальше, и дальше прошу.

Осеннею мухой квартира
Дремотно жужжит за стеной.
И плачу над бренностью мира
Я, маленький, глупый, больной.

Здесь дерево качается: — Прощай! —
Там дом зовет: — Остановись, прохожий!
Дорога простирается: — Пластай
Меня и по дубленой коже
Моей шагай, топчи меня пятой,
Не верь домам, зовущим поселиться.
Верь дереву и мне. —
А дом: — Постой! —
Дом желтой дверью свищет, как синица.
А дерево опять: — Ступай, ступай,
Не оборачивайся. —
А дорога:
— Топчи пятой, подошвою строгай.
Я пыльная, но я веду до бога! —
Где пыль, там бог.
Где бог, там дух и прах.
А я живу не духом, а соблазном.
А я живу, качаясь в двух мирах,
В борении моем однообразном.
А дерево опять: — Ну, уходи,
Не медли, как любовник надоевший! —
Опять дорога мне: — Не тяготи!
Ступай отсюда, конный или пеший. —
А дом — оконной плачет он слезой.
А дерево опять ко мне с поклоном.
Стою, обвит страстями, как лозой,
Перед дорогой, деревом и домом.

«Слова».

Красиво падала листва,
Красиво плыли пароходы.
Стояли ясные погоды,
И праздничные торжества
Справлял сентябрь первоначальный,
Задумчивый, но не печальный.

И понял я, что в мире нет
Затертых слов или явлений.
Их существо до самых недр
Взрывает потрясенный гений.
И ветер необыкновенней,
Когда он ветер, а не ветр.

Люблю обычные слова,
Как неизведанные страны.
Они понятны лишь сперва,
Потом значенья их туманны.
Их протирают, как стекло,
И в этом наше ремесло.

«Давай поедем в город…»

Давай поедем в город,
Где мы с тобой бывали.
Года, как чемоданы,
Оставим на вокзале.

Года пускай хранятся,
А нам храниться поздно.
Нам будет чуть печально,
Но бодро и морозно.

Уже дозрела осень
До синего налива.
Дым, облако и птица
Летят неторопливо.

Ждут снега, листопады
Недавно отшуршали.
Огромно и просторно
В осеннем полушарье.

И все, что было зыбко,
Растрепанно и розно,
Мороз скрепил слюною,
Как ласточкины гнезда.

И вот ноябрь на свете,
Огромный, просветленный.
И кажется, что город
Стоит ненаселенный, —

Так много сверху неба,
Садов и гнезд вороньих,
Что и не замечаешь
Людей, как посторонних…

О, как я поздно понял,
Зачем я существую,
Зачем гоняет сердце
По жилам кровь живую,

И что, порой, напрасно
Давал страстям улечься,
И что нельзя беречься,
И что нельзя беречься…

Давид Самойлов

Я — маленький, горло в ангине.

За окнами падает снег.
И папа поет мне: «Как ныне
Сбирается вещий Олег… «
Я слушаю песню и плачу,
Рыданье в подушке душу,
И слезы постыдные прячу,
И дальше, и дальше прошу.
Осеннею мухой квартира
Дремотно жужжит за стеной.
И плачу над бренностью мира
Я, маленький, глупый, больной.

* * *

Борис Рыжий

Ну вот, я засыпаю наконец,

уткнувшись в бок отцу, еще отец
читает: «Выхожу… я на дорогу…»
Совсем один? Мне пять неполных лет.
Я просыпаюсь, папы рядом нет,
и тихо так и тлеет понемногу
в окне звезда, деревья за окном,
как стражники, мой охраняют дом.
И некого бояться мне, но все же
совсем один. Как бедный тот поэт.
Как мой отец. Мне пять неполных лет.
И все мы друг на друга так похожи.

Источник

Давид Самойлов «Из детства»

Детство — одна из самых популярных тем в поэзии. Пора, когда всё необычно, всё странно, всё в первый раз. Время самых острых, а порой и самых болезненных впечатлений. То, что остаётся в памяти, пусть даже на самом её дне — до конца жизни. Возвращаясь лишь в снах.

Читайте также:  Ангина цефтриаксон или цефотаксим

Марк Максимов, редактор 1001.ru

Давид Самуилович Самойлов (1920 — 1990)

Я — маленький, горло в ангине.
За окнами падает снег.
И папа поет мне: «Как ныне
Сбирается вещий Олег. «

Я слушаю песню и плачу,
Рыданье в подушке душу,
И слезы постыдные прячу,
И дальше, и дальше прошу.

Осеннею мухой квартира
Дремотно жужжит за стеной.
И плачу над бренностью мира
Я, маленький, глупый, больной.

Использованные источники: 1001.ru

СМОТРИТЕ ЕЩЕ :

  Как обезопасить себя от ангины

  Ангина лучшее лечение

Давид Самойлов. Любимые стихи ( 13 )

Давид Самойлов (1920-1990)

Ах, наверное, Анна Андревна,
Вы вовсе не правы.
Не из сора родятся стихи,
А из горькой отравы,
А из горькой и жгучей,
Которая корчит и травит.
И погубит.
И только травинку
Для строчки оставит.

***
Я зарастаю памятью,
Как лесом зарастает пустошь.
И птицы-память по утрам поют,
И ветер-память по ночам гудит,
Деревья-память целый день лепечут.

И там, в пернатой памяти моей,
Все сказки начинаются с «однажды».
И в этом однократность бытия
И однократность утоленья жажды.

Но в памяти такая скрыта мощь,
Что возвращает образы и множит.
Шумит, не умолкая, память-дождь,
И память-снег летит и пасть не может.

Давай поедем в город,
Где мы с тобой бывали.
Года, как чемоданы,
Оставим на вокзале.

Года пускай хранятся,
А нам храниться поздно.
Нам будет чуть печально,
Но бодро и морозно.

Уже дозрела осень
До синего налива.
Дым, облако и птица
Летят неторопливо.

Ждут снега, листопады
Недавно отшуршали.
Огромно и просторно
В осеннем полушарье.

И все, что было зыбко,
Растрепанно и розно,
Мороз скрепил слюною,
Как ласточкины гнезда.

И вот ноябрь на свете,
Огромный, просветленный.
И кажется, что город
Стоит ненаселенный,-

Так много сверху неба,
Садов и гнезд вороньих,
Что и не замечаешь
Людей, как посторонних.

О, как я поздно понял,
Зачем я существую,
Зачем гоняет сердце
По жилам кровь живую,

И что, порой, напрасно
Давал страстям улечься,
И что нельзя беречься,
И что нельзя беречься.

Let’s go to this town,
The long-forgotten places.
We’ll leave at luggage office
Past years, as suitcases.

Let’s store the years safely,
Not us — we’re past the storing.
We’ll feel a bit of sadness
In coolness of the morning.

The fall’s already ripened
As plums with bluish glow.
A bird’s and clouds’ flying
Are leisurely and slow.

The trees are standing naked
And ready — snow’s near.
And so large and spacious
Is autumn hemisphere.

And what was vague and rippled
And loose and rather messy
Cold fastens by its spittle
As swallows do when nesting.

So it has come — November.
It’s huge, and crisp and clear.
It seems — the town’s desert,
Since people disappear

From sight. It seems — they’re foreign
Among all empty gardens,
Tree tops and nests and crows
And vast of sky above us.

Oh, how long it took me
To see it plain and distinct —
What for my blood is running,
What for I am existing,

That I was wrong when, sometimes,
I passions kept at bay.
That there is no safe play.
That there is no safe play.

Не люблю я «Старый замок» — кисловатое винцо.
А люблю я старых Зямок, их походку и лицо.
«Старый замок» — где в нем крепость?
Градусов до десяти.
Старый Зямка — это крепость,
Зямок! — мать его ети.

Неужели всю жизнь надо маяться!
А потом
от тебя
останется —
Не горшок, не гудок, не подкова,-
Может, слово, может, полслова —
Что-то вроде сухого листочка,
Тень взлетевшего с крыши стрижа
И каких-нибудь полглоточка
Эликсира,
который — душа.

Вот опять спорхнуло лето
С золоченого шестка,
Роща белая раздета
До последнего листка.

Как раздаривались листья,
Чтоб порадовался глаз!
Как науке бескорыстья
Обучала осень нас!

Я написал стихи о нелюбви.
И ты меня немедля разлюбила.
Неужто есть в стихах такая сила,
Что разгоняет в море корабли?

Неужто без руля и без ветрил
Мы будем врозь блуждать по морю ночью?
Не верь тому, что я наговорил,
И я тебе иное напророчу.

Пройти вдоль нашего квартала,
Где из тяжелого металла
Излиты снежные кусты,
Как при рождественском гаданье.
Зачем печаль? Зачем страданье?
Когда так много красоты!

Но внешний мир — он так же хрупок,
Как мир души. И стоит лишь
Невольный совершить проступок:
Встряхни — и ветку оголишь.

Зима. И вдруг — комар. Он объявился в доме,
Звенит себе, поёт, как летнею порой.
Откуда ты, комар? Как уцелел в разгроме?
Ты жив ещё, комар? Ты — истинный герой!

А на дворе метель. И ночь зимы ненастной.
В окне сплошная темь. В стекло гремят ветра.
А здесь поёт комар — уже он безопасный.
И можно уважать упорство комара.

Он с лета присмотрел укромное местечко.
И вот теперь гудит, как малый вертолёт.
Слились в единый хор метель, и он, и печка.
Не бейте комара! Пускай себе поёт!

А может быть, придут дни поздних сожалений,
И мы сообразим, что в равновесье сил —
Ветров и облаков, животных и растений —
Он жил совсем не зря и пользу приносил.

И будет славен он, зловредный сын болота,
И в Красной книге как редчайший зверь храним,
И будет на него запрещена охота,
И станет браконьер охотиться за ним.

Гудит, поёт комар, ликует напоследок,
Он уцелел в щели и рассказал о том.
Не бейте комара хотя б за то, что редок.
А польза или вред узнаются потом.

Я — маленький, горло в ангине.
За окнами падает снег.
И папа поёт мне: «Как ныне
Сбирается вещий Олег…»

Я слушаю песню и плачу,
Рыданье в подушке душу,
И слёзы постыдные прячу,
И дальше, и дальше прошу.

Осеннею мухой квартира
Дремотно жужжит за стеной.
И плачу над бренностью мира
Я — маленький, глупый, больной.

И всех, кого любил,
Я разлюбить уже не в силах.
А легкая любовь
Вдруг тяжелеет
И опускается на дно.

И там, на дне души, загустевает,
Как в погребе зарытое вино.

Не смей, не смей из глуби доставать
Все то, что там скопилось и окрепло!
Пускай хранится глухо, немо, слепо,
Пускай! А если вырвется из склепа,
Я предпочел бы не существовать,
Не быть.

Все реже думаю о том,
Кому понравлюсь, как понравлюсь.
Все чаще думаю о том,
Куда пойду, куда направлюсь.

Пусть те, кто каменно-тверды,
Своим всезнанием гордятся.
Стою. Потеряны следы.
Куда пойти? Куда податься?

Читайте также:  Можно ли ходить в ванну с ангиной

Где путь меж добротой и злобой?
И где граничат свет и тьма?
И где он, этот мир особый
Успокоенья и ума?

Когда обманчивая внешность
Обескураживает всех,
Где эти мужество и нежность,
Вернейшие из наших вех?

И нет священной злобы, нет,
Не может быть священной злобы.
Зачем, губительный стилет,
Тебе уподобляют слово!

Кто прикасается к словам,
Не должен прикасаться к стали.
На верность добрым божествам
Не надо клясться на кинжале!

Отдай кинжал тому, кто слаб,
Чье слово лживо или слабо.
У нас иной и лад, и склад.
И все. И большего не надо.

Читает Михаил Казаков:

Лет через пять, коли дано дожить,
Я буду уж никто: бессилен, слеп.
И станет изо рта вываливаться хлеб,
И кто-нибудь мне застегнет пальто.

Неряшлив, раздражителен, обидчив,
Уж не отец, не муж и не добытчик.
Порой одну строфу пролепечу,
Но записать ее не захочу.

Смерть не ужасна — в ней есть высота,
Недопущение кощунства.
Ужасна в нас несоразмерность чувства
И зависть к молодости — нечиста.

Не дай дожить, испепели мне силы.
Позволь, чтоб сам себе глаза закрыл.
Чтоб, заглянув за край моей могилы,
Не думали: «Он нас освободил».

Использованные источники: neznakomka-18.livejournal.com

ВАС МОЖЕТ ЗАИНТЕРЕСОВАТЬ :

  Фарингит антибиотик спрей

  Симптомы слезятся глаза ангина

Давида Самойлова Стихи

Я слушаю песню и плачу,
Рыданье в подушке душу,
И слезы постыдные прячу,
И дальше, и дальше прошу.

Осеннею мухой квартира
Дремотно жужжит за стеной.
И плачу над бренностью мира
Я, маленький, глупый, больной.

Приобретают остроту,
Как набирают высоту,
Дичают, матереют,
И где-то возле сорока
Вдруг прорывается строка,
И мысль становится легка.
А слово не стареет.

И поздней славы шепоток
Немного льстив, слегка жесток,
И, словно птичий коготок,
Царапает, не раня.
Осенней солнечной строкой
Приходит зрелость и покой,
Рассудка не туманя.

И платят позднею ценой:
«Ах, у него и чуб ржаной!
Ах, он и сам совсем иной,
Чем мы предполагали!»
Спасибо тем, кто нам мешал!
И счастье тем, кто сам решал,-
Кому не помогали!

Использованные источники: zheniavasilievv.livejournal.com

ВАС МОЖЕТ ЗАИНТЕРЕСОВАТЬ :

  Фарингит антибиотик спрей

  Как обезопасить себя от ангины

Из детства

Я — маленький, горло в ангине. За окнами падает снег. И папа поет мне: «Как ныне Сбирается вещий Олег… »

Я слушаю песню и плачу, Рыданье в подушке душу, И слезы постыдные прячу, И дальше, и дальше прошу.

Осеннею мухой квартира Дремотно жужжит за стеной. И плачу над бренностью мира Я, маленький, глупый, больной.

Нажмите «Мне нравится» и
поделитесь стихом с друзьями:

Анализ произведения

Нужен анализ стиха? Напишем в кратчайшие сроки. Заказать ►

Использованные источники: poemata.ru

Источник

Давид Самойлов Из детства English

I’m small, my throat seized by angina,
It’s silently snowing outside,
And daddy is singing: “Like nowadays,
Does Oleg the Prophet decide…” ***

I’m hearing the poem and crying,
Attempting to hide shameful tears,
To choke sobs with pillows, and trying
To beg him, “More, more, let me hear.”

The buzz of a fly fills the distance,
The dormant apartment stays still.
And over our fragile existence
I’m grieving — small, silly, and ill.

***This is the first line of Alexander Pushkin’s poem “The Song of Oleg the Prophet.” Oleg of Novgorod (also Oleg the Prophet) was a prince that ruled the Rus people during the early 10th century. Pushkin’s poem ends with Oleg’s prophetic death.

Я — маленький, горло в ангине.
За окнами падает снег.
И папа поёт мне: «Как ныне
Сбирается вещий Олег…»

Я слушаю песню и плачу,
Рыданье в подушке душу;,
И слёзы постыдные прячу,
И дальше, и дальше прошу.

Осеннею мухой квартира
Дремотно жужжит за стеной.
И плачу над бренностью мира
Я — маленький, глупый, больной.

Чудесно! Одно из моих любимых у Самойлова. Замечательный был поэт, дома была пластинка, где он читает свои стихи. «Пестель, Поэт и Анна», «Давай поедем в город» . Многие люблю у него.

Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

© Все права принадлежат авторам, 2000-2018 Разработка и поддержка: Литературный клуб Под эгидой Российского союза писателей 18+

Использованные источники: www.stihi.ru

СМОТРИТЕ ЕЩЕ :

  Что такое ангина рожа

  Гнойная ангина легкая

Давид Самойлов. Любимые стихи ( 13 )

Давид Самойлов (1920-1990)

Ах, наверное, Анна Андревна,
Вы вовсе не правы.
Не из сора родятся стихи,
А из горькой отравы,
А из горькой и жгучей,
Которая корчит и травит.
И погубит.
И только травинку
Для строчки оставит.

***
Я зарастаю памятью,
Как лесом зарастает пустошь.
И птицы-память по утрам поют,
И ветер-память по ночам гудит,
Деревья-память целый день лепечут.

И там, в пернатой памяти моей,
Все сказки начинаются с «однажды».
И в этом однократность бытия
И однократность утоленья жажды.

Но в памяти такая скрыта мощь,
Что возвращает образы и множит.
Шумит, не умолкая, память-дождь,
И память-снег летит и пасть не может.

Давай поедем в город,
Где мы с тобой бывали.
Года, как чемоданы,
Оставим на вокзале.

Года пускай хранятся,
А нам храниться поздно.
Нам будет чуть печально,
Но бодро и морозно.

Уже дозрела осень
До синего налива.
Дым, облако и птица
Летят неторопливо.

Ждут снега, листопады
Недавно отшуршали.
Огромно и просторно
В осеннем полушарье.

И все, что было зыбко,
Растрепанно и розно,
Мороз скрепил слюною,
Как ласточкины гнезда.

И вот ноябрь на свете,
Огромный, просветленный.
И кажется, что город
Стоит ненаселенный,-

Так много сверху неба,
Садов и гнезд вороньих,
Что и не замечаешь
Людей, как посторонних.

О, как я поздно понял,
Зачем я существую,
Зачем гоняет сердце
По жилам кровь живую,

И что, порой, напрасно
Давал страстям улечься,
И что нельзя беречься,
И что нельзя беречься.

Let’s go to this town,
The long-forgotten places.
We’ll leave at luggage office
Past years, as suitcases.

Let’s store the years safely,
Not us — we’re past the storing.
We’ll feel a bit of sadness
In coolness of the morning.

The fall’s already ripened
As plums with bluish glow.
A bird’s and clouds’ flying
Are leisurely and slow.

The trees are standing naked
And ready — snow’s near.
And so large and spacious
Is autumn hemisphere.

And what was vague and rippled
And loose and rather messy
Cold fastens by its spittle
As swallows do when nesting.

Читайте также:  Фурацилин полоскание гнойная ангина

So it has come — November.
It’s huge, and crisp and clear.
It seems — the town’s desert,
Since people disappear

From sight. It seems — they’re foreign
Among all empty gardens,
Tree tops and nests and crows
And vast of sky above us.

Oh, how long it took me
To see it plain and distinct —
What for my blood is running,
What for I am existing,

That I was wrong when, sometimes,
I passions kept at bay.
That there is no safe play.
That there is no safe play.

Не люблю я «Старый замок» — кисловатое винцо.
А люблю я старых Зямок, их походку и лицо.
«Старый замок» — где в нем крепость?
Градусов до десяти.
Старый Зямка — это крепость,
Зямок! — мать его ети.

Неужели всю жизнь надо маяться!
А потом
от тебя
останется —
Не горшок, не гудок, не подкова,-
Может, слово, может, полслова —
Что-то вроде сухого листочка,
Тень взлетевшего с крыши стрижа
И каких-нибудь полглоточка
Эликсира,
который — душа.

Вот опять спорхнуло лето
С золоченого шестка,
Роща белая раздета
До последнего листка.

Как раздаривались листья,
Чтоб порадовался глаз!
Как науке бескорыстья
Обучала осень нас!

Я написал стихи о нелюбви.
И ты меня немедля разлюбила.
Неужто есть в стихах такая сила,
Что разгоняет в море корабли?

Неужто без руля и без ветрил
Мы будем врозь блуждать по морю ночью?
Не верь тому, что я наговорил,
И я тебе иное напророчу.

Пройти вдоль нашего квартала,
Где из тяжелого металла
Излиты снежные кусты,
Как при рождественском гаданье.
Зачем печаль? Зачем страданье?
Когда так много красоты!

Но внешний мир — он так же хрупок,
Как мир души. И стоит лишь
Невольный совершить проступок:
Встряхни — и ветку оголишь.

Зима. И вдруг — комар. Он объявился в доме,
Звенит себе, поёт, как летнею порой.
Откуда ты, комар? Как уцелел в разгроме?
Ты жив ещё, комар? Ты — истинный герой!

А на дворе метель. И ночь зимы ненастной.
В окне сплошная темь. В стекло гремят ветра.
А здесь поёт комар — уже он безопасный.
И можно уважать упорство комара.

Он с лета присмотрел укромное местечко.
И вот теперь гудит, как малый вертолёт.
Слились в единый хор метель, и он, и печка.
Не бейте комара! Пускай себе поёт!

А может быть, придут дни поздних сожалений,
И мы сообразим, что в равновесье сил —
Ветров и облаков, животных и растений —
Он жил совсем не зря и пользу приносил.

И будет славен он, зловредный сын болота,
И в Красной книге как редчайший зверь храним,
И будет на него запрещена охота,
И станет браконьер охотиться за ним.

Гудит, поёт комар, ликует напоследок,
Он уцелел в щели и рассказал о том.
Не бейте комара хотя б за то, что редок.
А польза или вред узнаются потом.

Я — маленький, горло в ангине.
За окнами падает снег.
И папа поёт мне: «Как ныне
Сбирается вещий Олег…»

Я слушаю песню и плачу,
Рыданье в подушке душу,
И слёзы постыдные прячу,
И дальше, и дальше прошу.

Осеннею мухой квартира
Дремотно жужжит за стеной.
И плачу над бренностью мира
Я — маленький, глупый, больной.

И всех, кого любил,
Я разлюбить уже не в силах.
А легкая любовь
Вдруг тяжелеет
И опускается на дно.

И там, на дне души, загустевает,
Как в погребе зарытое вино.

Не смей, не смей из глуби доставать
Все то, что там скопилось и окрепло!
Пускай хранится глухо, немо, слепо,
Пускай! А если вырвется из склепа,
Я предпочел бы не существовать,
Не быть.

Все реже думаю о том,
Кому понравлюсь, как понравлюсь.
Все чаще думаю о том,
Куда пойду, куда направлюсь.

Пусть те, кто каменно-тверды,
Своим всезнанием гордятся.
Стою. Потеряны следы.
Куда пойти? Куда податься?

Где путь меж добротой и злобой?
И где граничат свет и тьма?
И где он, этот мир особый
Успокоенья и ума?

Когда обманчивая внешность
Обескураживает всех,
Где эти мужество и нежность,
Вернейшие из наших вех?

И нет священной злобы, нет,
Не может быть священной злобы.
Зачем, губительный стилет,
Тебе уподобляют слово!

Кто прикасается к словам,
Не должен прикасаться к стали.
На верность добрым божествам
Не надо клясться на кинжале!

Отдай кинжал тому, кто слаб,
Чье слово лживо или слабо.
У нас иной и лад, и склад.
И все. И большего не надо.

Читает Михаил Казаков:

Лет через пять, коли дано дожить,
Я буду уж никто: бессилен, слеп.
И станет изо рта вываливаться хлеб,
И кто-нибудь мне застегнет пальто.

Неряшлив, раздражителен, обидчив,
Уж не отец, не муж и не добытчик.
Порой одну строфу пролепечу,
Но записать ее не захочу.

Смерть не ужасна — в ней есть высота,
Недопущение кощунства.
Ужасна в нас несоразмерность чувства
И зависть к молодости — нечиста.

Не дай дожить, испепели мне силы.
Позволь, чтоб сам себе глаза закрыл.
Чтоб, заглянув за край моей могилы,
Не думали: «Он нас освободил».

Использованные источники: neznakomka-18.livejournal.com

ВАС МОЖЕТ ЗАИНТЕРЕСОВАТЬ :

  Ангина растирание водкой

  Гнойная ангина легкая

Давида Самойлова Стихи

Я слушаю песню и плачу,
Рыданье в подушке душу,
И слезы постыдные прячу,
И дальше, и дальше прошу.

Осеннею мухой квартира
Дремотно жужжит за стеной.
И плачу над бренностью мира
Я, маленький, глупый, больной.

Приобретают остроту,
Как набирают высоту,
Дичают, матереют,
И где-то возле сорока
Вдруг прорывается строка,
И мысль становится легка.
А слово не стареет.

И поздней славы шепоток
Немного льстив, слегка жесток,
И, словно птичий коготок,
Царапает, не раня.
Осенней солнечной строкой
Приходит зрелость и покой,
Рассудка не туманя.

И платят позднею ценой:
«Ах, у него и чуб ржаной!
Ах, он и сам совсем иной,
Чем мы предполагали!»
Спасибо тем, кто нам мешал!
И счастье тем, кто сам решал,-
Кому не помогали!

Использованные источники: zheniavasilievv.livejournal.com

ВАС МОЖЕТ ЗАИНТЕРЕСОВАТЬ :

  Что такое ангина рожа

  Ангина растирание водкой

Из детства

Я — маленький, горло в ангине. За окнами падает снег. И папа поет мне: «Как ныне Сбирается вещий Олег… »

Я слушаю песню и плачу, Рыданье в подушке душу, И слезы постыдные прячу, И дальше, и дальше прошу.

Осеннею мухой квартира Дремотно жужжит за стеной. И плачу над бренностью мира Я, маленький, глупый, больной.

Нажмите «Мне нравится» и
поделитесь стихом с друзьями:

Анализ произведения

Нужен анализ стиха? Напишем в кратчайшие сроки. Заказать ►

Использованные источники: poemata.ru

Источник